Лили

Я в ранней юности книжками зачитывалась. Про любовь) Потом чего-то отрезало.
А в жизни-то красивее бывает..
Сегодня прочитала:

"Терентьевне сейчас – за семьдесят, уже не так кругла и быстра, как мы с ней познакомились, сил поубавилось, порой у нее то голова кружится , то ноги отказывают. Но огромный свой огород не бросает: картошка, свекла, морковь, огурцы, помидоры, лук – без этого не проживешь. Это мы тут с вами свеколку в расслабительных целях потребляем, в деревне – это еда, как щи из топора.
В этот раз я привезла сельской подруге огромную авоську с книжками всяких Донцовых, Устиновых. Терентьевна обрадовалась им больше, чем вкусной городской селедке.
– Про любовь?
– Да про всяко-разно, есть и про любовь.
– Мы же тут всей улицей книжки читаем, особенно про любовь, – радуется Терентьевна. А на улице той – пять с половиной беззубых старушек.
Так вот про любовь.
Муж Тани – Фрол Ефимович. В погожий день часто посиживает на солнышке , здоровья ему хватает только на дорогу от дома до двора, сидит – кур охраняет. Астма , другие хвори завалили когда-то крепкого мужика, пахавшего в колхозном поле и уговорившего девушку Таню на пятерых детей. Терентьевна же по жизни была работником животноводства , проще – дояркой. В четыре часа утра – на ферму, на дойку, к вечеру – опять туда же. Практически без выходных. Поскольку коровам фиолетово – Новый год или Рождество Христово, доить-то надо. Рабочая одежда – телогрейка, резиновые сапоги или чесанки с галошами, пококетничать можно было только платком – то розовым с цветами, то синим опять с цветами. Целый чемодан почетных грамот и ломота в спине остались у Терентьевны от того времени. Уставшим от компьетера барышням такой вот службы не понять, но не всем же в офисах сидеть, надо кому-то и хлеб растить, и молочко добывать.
Работа дни и ночи, пятеро детей, огород размером в половину Люксембурга – как Терентьевна все успевала, ума не приложу.
Дети все в люди вышли, у внучек в это лето свадьба за свадьбой прошли. В Тукшуме из родни никого не осталось, Таня и Фрол живут парочкой. Дед хворает, Таня жалеет , грустит, что скоро уйти может. Несколько лет назад, когда Елисеевы еще свинью держали, случилось у них приключение, можно сказать, что и романтическое. Деревенская проза жизни – хрюшка разродится не могла. Дело к ночи, телефона нет, свинюшка мается, жалко и ее , и приплод, сколько сил положено, ожидали от свинюшки потомства и прибыли, а она чуть живая.
Смелая женщина Терентьевна решает идти в Береговой к сыну за помощью, это за три километра по ночной дороге. К слову сказать, с фонарями в Тукшуме, тем более на трассе, негусто, вернее их совсем нет. Темно – хоть глаз выколи. Тут и Фрол засобирался: «Одна не пойдешь». Сипит, скрипит, еле дышит, бесполезные очки на нос прилаживает, а собирается вместе с законной супругой в дорогу. Так и пошли ночью сладкой парочкой: Таня впереди с палкой ( кабаны там у нас водятся), следом Фрол тоже с палкой ( как бы не упасть). Вот такие вот путники в ночи, часа за два дошли, но свинюшку все равно пришлось заколоть.
Порой они сидят рядышком у заборчика, обсуждают последние новости в деревне, прибавку к пенсии, новый телесериал, агрессию США на Ближнем Востоке, коварство колорадского жука, цены на хлеб, виды на урожай следующего года, заезжих ленивых дачников и много чего другого, из чего складывается сейчас их жизнь. Если Терентьевны нет рядом с Фролом , тот ворчит мне в ответ: «Шляется где-то». «Шляется Таня обычно в огороде, на поминках или у соседки Вали. В престольные праздники Валя да Таня поют: «То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит, то мое сердечко стонет, как осенний лист дрожит». Поют жалостливо, надрывно , потому как про любовь и про разлуку иначе нельзя. "